Цена вопроса (сборник)  - Альбина Нури

Спустя какое-то время Маруся улыбнулась и распахнула глаза, приготовившись встретить ответный взгляд. То, что она увидела, было началом долгого, невероятного кошмара, который неведомо почему вторгся в её жизнь. Уже сама по себе потеря дочери могла свести с ума, но, словно этого было мало, что-то продолжало испытывать её на прочность.

Руслана в комнате не было. Тепло, которое она ощущала, исходило не от него. Дыхание, которое только что слышала, было не его дыханием. Рядом с ней, положив голову на подушку, лежало сморщенное существо с коричневым лысым черепом – постаревший младенец с несоразмерно большой головой и кривыми ножками, замотанный в грязные тряпки. Мерзкий карлик, сверкая лукавыми чёрными глазками, хихикал, обнажая беззубый рот, извивался, тянул к ней иссохшие ручонки. Ластился, наподобие кошки, урчал и изгибался.

Она замерла от ужаса, внутри всё похолодело. Маруся подавилась вдохом, даже закричать не сумела, только накрепко зажмурилась, а когда открыла глаза, жуткое существо исчезло. Она принялась дико озираться по сторонам – никого. Ничего. Тишина, покой, солнечный свет. Уже привычно открытое кем-то окно. Окно! Может быть, карлик умудрился выскочить туда? Молнией подлетела к окошку, раздвинула занавески. Оно выходило во двор – и рядом никого не было. Из глубины двора, где они с Русланом собирались устроить летнее кафе, раздалось чьё-то покашливание.

– Руслан? – пискнула Маруся, ощущая в желудке холодный противный ком.

– С добрым утром, – сдержанно отозвался муж, – проснулась?

– Сейчас завтрак приготовлю.

Она старалась говорить спокойно и ровно, продолжая при этом бешено озираться по сторонам. Ничего подозрительного.

– Спасибо, я не очень хочу есть, – сказал он, появляясь в поле Марусиного зрения. – Поработаю немножко на воздухе. Что-то голова побаливает.

– Выпил таблетку?

– Сейчас выпью. Думал, может само пройдёт.

– Нельзя терпеть головную боль, – на автомате откликнулась Маруся. – Погоди, сейчас вынесу тебе лекарство. И водички, запить.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Руслан слабо улыбнулся, отвёл глаза и кивнул. Выглядит он и в самом деле неважно, отметила она, скрываясь в глубине комнаты. Стараясь не смотреть по сторонам, не заправив кровать, быстро пересекла спальню и вышла на кухню. Оставалась надежда, что жуткое существо ей просто померещилось, привиделось со сна.

Надежда испарилась, когда она услышала за спиной хихиканье. Маруся вздрогнула и резко обернулась, но никого не увидела. С тех пор она никогда не оставалась одна. Уродец больше не показывался ей на глаза, но она постоянно ощущала его присутствие. Он дышал ей в затылок, когда она сидела, двигался по пятам, куда бы ни направилась.

Она слышала его мелкие шаркающие шажочки, и руки её дрожали от ледяного ужаса. Карлик вздыхал, прихахатывал, что-то негромко бормотал. Смотрел ей в лицо, когда она закрывала глаза и пыталась заснуть. Тенью вырастал за спиной, невесомо прикасался, и прикосновения эти были отвратительны. Марусю передёргивало от омерзения, и она сжимала зубы, чтобы не заорать.

Иногда, чаще всего, когда они садились за стол, чтобы поесть, комнату вдруг начинало заливать волнами удушающей вони. Иногда это был запах гниющей плоти. Она хорошо его помнила.

Тем летом, когда умерла мама, было очень жарко. Температура доходила до тридцати шести градусов, и даже ночью становилось не намного прохладнее. Раздутое, вспученное тело Ольги Петровны лежало в плотно закрытой комнате. Казалось, вот-вот туго натянутая кожа лопнет, и потечёт густая зловонная жижа.

Тело мамы постоянно обкладывали льдом из погреба, но это не помогало. Поначалу чувствовался лишь тонкий сладковатый запах, но очень быстро он становился сильнее, пока не сделался невыносимым. Вскоре в комнату уже невозможно было зайти, не прижав к носу платок, смоченный духами. Голова кружилась, по лицу стекал пот, Маруся боялась сделать глубокий вздох, чтобы не потерять сознание, и дышала мелко и часто, как их собака Найда.

После похорон Мария, старшая сестра, которой достался дом, вынесла вместе с мужем и братьями из комнаты всё, что здесь было: занавески, ковёр, диван, стол… Даже обои со стен пришлось содрать и сжечь, как и всё остальное. Запах смерти и гниения въелся всюду – уничтожить, вывести его было невозможно.

А теперь он вернулся и преследовал Марусю. Она постоянно открывала окна, распахивала двери, отлично понимая, что это бесполезно. Запах жил лишь в её сознании.

Призрачное существо, как и сопровождающие его явления, не оставляло её в покое ни на секунду: даже когда Руслан был рядом, напоминало о себе. Но муж ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Он не мог помочь ей, да она и не просила о помощи, потому что прекрасно понимала: не поймёт, не поверит, станет считать сумасшедшей.

Младенцеподобный карлик был её личным кошмаром. Избавиться от него могла только она сама. Вопрос – как?

И очень скоро ей дали понять, как именно. Это случилось в среду, через десять дней после Осеннего бала, о котором, впрочем, Маруся совершенно позабыла, не подозревая, что муж там всё-таки побывал.

Руслан сражался со своими чудовищами, целыми днями торчал на заднем дворе, заглядывая домой только наскоро перекусить и поспать, не замечал, что происходит с женой.

Маруся прибралась на кухне после обеда и привычно проглотила две капсулы лимонного цвета. Сильное успокоительное, которое она теперь пила в запредельно больших дозах, почти не действовало. Она сильно похудела: после смерти Алисы почти не ела, а теперь и вовсе смотреть не могла на еду. Как только она собиралась съесть что-то, появлялась противная вонь, и у неё не получалось впихнуть в себя ни кусочка. Готовила исключительно для Руслана. Он, погружённый в свои мысли, ел с неизменным аппетитом, не замечая, что жена каждый раз сидит за столом с нетронутой тарелкой. Ел, вставал, благодарил, выходил из кухни. А она опрокидывала свою порцию в помойное ведро и мыла посуду.

Так было и в этот раз. Она вышла из кухни и направилась в Алискину комнату. Дочь почти не успела обжить её, пропитать собой, и всё же это было место, где она бывала чаще всего. Казалось, что отсюда ближе всего до той точки, где её девочка находится сейчас. В этой комнате резче ощущались и боль от потери, и незримое присутствие Алисы, и Марусю частенько тянуло сюда. Она заходила, садилась на дочкину кровать, поглаживала покрывало, касалась книг, одежды, украшений.

Карлик, конечно, был поблизости.

Она опустилась на кровать и принялась перебирать вещи в Алискином рюкзачке, с которым девочка так и не сходила в новую школу. Рука нащупала толстую книжку в кожаном переплёте, и Маруся вытащила на свет ежедневник. Машинально раскрыла, принялась листать, хотя точно знала, что блокнот не может поведать ей ни об одном дне жизни дочери. Алиса не сделала ни единой записи. Нетронутые странички перелистывались с сухим печальным шорохом. Ежедневник был пуст, сух и скрипуч, как песок у реки.

Неожиданно блокнот едва заметно дёрнулся в Марусиных руках. И, прежде чем она успела что-либо сообразить, глянцевые страницы принялись перелистываться сами по себе, быстрее и быстрее, пока, наконец, ежедневник не раскрылся точно посередине. На развороте, прямо на глазах у перепуганной женщины, стали проступать слова. Почерк был Алискин.